Циклон

Уже совсем стемнело когда я вышел чтобы набить снегом чайник. Утром предстояло мыть посуду, а воду из речки мы использовали только для питья. Подморозило и ветер совершенно стих. Полный штиль здесь очень редкое явление. Я стоял и смотрел на звезды в чистом небе. Они мерцали и переливались. Совсем не знакомое небо над головой. Среди созвездий угадывались Большая медведица, Кассиопея и красной точкой светился Марс. Стояла гнетущая тишина и только размеренный шум морских волн успокаивал нервы . Видимо завтра будет хороший день, подумалось мне, неплохо было бы сходить на далекий Океанский берег и осмотреть обширную бухту. Возможно там найду лежбище каланов или морского зверя. Холод уже пощипывал ребра под рубашкой и я поспешил внутрь избы громыхая чайником по поленнице дров.
- Может завтра махнем через отроги вулкана Нэмо к безымянной бухте? – спросил я напарника в надежде на его понимание. Он строгал деревянную палочку и насвистывал себе под нос. Вопрос повис в воздухе без ответа. Порывшись в недрах большого ящика достаю связку карт и прибавляю света в лампе. По линии берега ровная долина сбегает из распадка к морю. Только по краям вытянутой на три километра бухты отвесные обрывы. По побережью обширные поля стлаников и другой древесной растительности. Принимаю решение завтра по погоде совершить далекий переход. Где застанет нас ночь мне не известно, но для костра всегда можно найти достаточно дров для теплой ночевки а обильные снега решают вопрос пресной воды.
- Значит так, Николай. Завтра берем котелок и примус, снежные очки которые ты специально закоптил из комбайнерских, немного веревки и еды на сутки. Идем на восточное побережье. К одиннадцати часам должны подняться на водораздел хребта и увидеть океан. Если не успеем возвращаемся обратно.
- Почему возвращаемся если не успеем подняться? Нас что гонит кто то? – недовольно отзывается из угла компаньон. Он нехотя откладывает в сторону нож и палку и подходит к столу освещенному керосиновой лампой.
- Вот видишь, поднявшись по этому распадку мы минуем несколько опасных козырьков снега на вершине невысокого хребта – указываю я на карте предполагаемый маршрут восхождения. – Они уже давно висят и могут сорваться в любое время. Этот подъем гораздо безопаснее хоть и длиннее. Он соглашается и мы колдуем над картой вырисовывая карандашом линию планируемого  подъема. Это делается всегда чтобы люди пришедшие нас искать при несчастном случае, знали в какую сторону мы вышли. К маршруту прилагается пояснительная записка с указанием даты, времени и примерного возвращения. Допиваем остывший чай и еще раз перед сном выходим на улицу. Тишина мертвая. Ночь, море, снег и звезды. Спать!
Мне снились цветные сны и было тепло. Я проснулся от грохота упавшей с кастрюли крышки. Товарищ суетился возле печки и варил макароны. Лампа горела ярко и тонкая струйка копоти сочилась к низкому потолку. Пахло керосином. Немного убавив фитиля нехотя покидаю спальный мешок. Ноги нащупывают привычные леденящие ботинки на полу. За окном еще непроглядная темень, часы показывают половину седьмого утра. Хочется в туалет после выпитого на ночь чаю. Выхожу на мороз и гляжу в светлеющее морозное небо. Там все по прежнему чисто и звездно.
- Что спишь так долго? – весело говорит Николай. – Я уже и завтрак сготовил почти, а тебе будить не стал. Рассчитывал на твою сознательность. – улыбается во весь рот.
- Ладно, ладно. Завтра моя очередь тебя кормить с утра. Давай лучше собираться побыстрее. – отвечаю на его справедливый упрек. Быстро пьем чай с вчерашними оладьями и глотаем горячие макароны с жареными шкварками. В избе суета, сборы. Я заправляю примус, укладываю сухой спирт, спички. В пустую ячейку патронтажа вставляю половину свечки. Это для лыж, чтобы в случае подлипания снега натереть полозья. Отсчитываю патроны и ищу компас.
- Сколько брать патронов, шефф? – задав этот вопрос друг открыл жестяную коробку от печенья и уставился на меня.
- Возьми десятка два лисьих и пару мелочевки. Может на вершине куропатки попадутся. Смотри какая ясная погода, глядишь увидим. Лапшички то не помешает. А? Он качнул головой в знак согласия и аккуратно отсчитал нужное количество патронов в латунных гильзах.
Заря только начала заниматься когда мы быстро заскрипели лыжами по плотному снегу. Пока шли по плато было легко и радостно, но вот первые подъемы на плечо ближней сопки. Лыжи сложены и привязаны к ремню за спиной. Снег настолько крепкий, что ноги совсем не проваливаются в него. Идешь словно по пенопласту. За горным массивом взошло солнце, но мы его еще не видим, у нас тень и холод. Тяжело поднимаясь все выше и выше используем приклад ружья для пробивания ямки под ногу. Если упадешь на таком крутом склоне можно уехать далеко вниз. Достаю веревку, обвязываюсь сам и протягиваю другой конец напарнику. Тот молча завязывает одному ему известный узел у себя на ремне. Курим. От нас идет пар и медленно поднимается в стоячем воздухе. Ничего не понимаю. Откуда такой штиль? Еще час хода и мы выходим к заснеженным гольцам. Лыжи тащатся сзади на веревке и шуршат по жесткому снегу.
- Давай перекурим! Невмоготу больше. Уже почти ведь поднялись, смотри море где! – распахивая полы куртки мой друг показывает на далекую полосу побережья. Я снимаю копченые очки и яркий свет тут же режет глаза.
- Погоди. Ничего не вижу. Сейчас привыкну немного и сориентируемся. Спина давно промокла вместе со свитором. От нас шел пар. Мы стояли почти на вершине пологого хребта. Кругом, сколько видел глаз простирались снега. Грозные нависающие карнизы остались далеко внизу. Где то там за вершиной поднималось солнце и освещенные им горы становились розовыми, желтыми или сахарно-белыми. Вот яркая полоска приближается уже к нам. Тень отступает и ослепительный свет заливает всю округу. Мы щуримся и натягиваем на глаза самодельные очки. Куропаток не видно, я достаю коробку с папиросами и мы курим греясь на зимнем солнце. Взвалив на плечи рюкзаки медленно шагаем оставшуюся сотню метров. Вот теперь видно оба берега острова. К востоку и западу бесконечное море, куда то на север уходит едва заметный Парамушир. Красота неописуемая! Но здесь немного задувает ветерок и оттаивает наст. Спуск оказался сложнее подъема. Лыжи быстро несут вниз увеличивая скорость с каждой секундой. Приходится постоянно тормозить палкой и молиться чтобы она не сломалась. Дело в том, что невозможно определить скорость с которой едешь. Нет ни одного темного предмета относительно которого ты перемещаешься. Скользишь в белую бездну, и что там впереди определить невозможно, - все белое и матовое. Может там обрыв или заснеженный камень не видно. Палка царапает снег и гасит скорость. Так проходит пол часа авантюрного спуска. Но вот уже видны скалы и ветки деревьев, между ними темная точка убегающей лисицы.
Бах! Ружьё привычно толкнуло в плечо. Лиса прибавила хода и скрылась между камней . Я передернул затвор и поднял теплую гильзу. Запах пороха щекотал ноздри.
- Ну, попал? – раздались сзади слова.
- Нет. Далековато! Ты что там застрял наверху. Я вижу стоишь смотришь куда то? Нашел чего?
- Я на восток смотрел – ответил друг, - Видишь серая полоска у горизонта. Что то не нравится мне она. – он указал палкой в океан. Там действительно темнела узкая дымка из края в край. Странно, что это может быть в такой прекрасный день, подумал я и полез в рюкзак доставать карту. Пока курили и соображали где мы есть, подул неприятный ветер и солнце погрузилось в какую то серую мглу.
- Пожалуй ты прав, дружище. Надо валить отсюда поскорее. Внизу под нами обрывистый берег по карте. Давай бегом направо с километр. Там будет спуск в бухту. Ориентир выступ скалы. Он обозначен на карте. Веселее. Догоняй! И я побежал вдоль склона к скале. Ветер налетел внезапно и крепчал с каждой секундой . Ласковое утреннее солнце совершенно исчезло густом тумане. Я потерял направление и остановился подождать компаньона. Тот бежал по пятам размашисто опираясь на палку. Переводим дух и почти кричим сквозь ветер чтобы понять друг друга.
- Дела плохи! Спускаться к морю наугад в такую погоду опасно. – ору ему в ухо прикрывая рот рукавицей. В подтверждение моим словам с новым порывом ветра полетел снег. Все погрузилось в старшую кутерьму. Мелкая снежная крупка больно хлестала по щекам , а усилившийся до ураганной силы ветер начал валить с ног. Пытаюсь пройти еще вперед, но ничего не вижу в двух шагах. Чтобы устоять на ногах приходится идти под острым углом к ветру. О дальнейшем продвижении нечего и думать. Да, в такую переделку я еще никогда не попадал, мысленно пронеслось в голове. Единственное спасение – рыть снежную пещеру и там пережидать стихию.
- Коля! Мы в распадке. Здесь должно быть много снега под нами. Втыкай палку и на нее прикрепим рюкзаки чтобы не унесло вверх по склону. Лыжами будем копать берлогу в полный рост. Понял?- он что то кричит в ответ, но я уже не слышу его слов. Аккуратно, чтобы не сломать носок лыжи пробиваю жесткий слой снега другим концом. Руками вынимаем куски и раскапываем глубже и глубже. С погодой твориться что то немыслимое. Ветер перешел в ураган и наши тяжелые рюкзаки привязанные к палке пытаются укатится в гору гонимые чудовищной силой стихии. Комья снега выкинутые наружу тут же уносятся ветром. В глубине снег был рассыпчатой крупкой и рыть стало сложнее. Он просыпался между рукавиц и скатывался обратно.
- Доставай котелок и примус! – кричу Николаю пригнувшись к голове. Тот лезет наверх. Через минуту в выкопанную яму упали два рюкзака. Следом сполз и он. В черной дыре сверху ревел ветер и неслись хлопья снега. В кромешной темноте нащупываю замерзшую веревку затяжки рюкзака и пытаюсь развязать. Не тут то было, узел покрыт льдом и не поддается. Вцепившись в него зубами начинаю размораживать и раскусывать лед. Веревка поддалась. Извлекаю котелок и нащупываю маленький круглый фонарик, втыкаю его в стену снега. Его неяркий свет обрисовал контур небольшой снежной ямы в которой мы оказались. Она совсем маленькая и узкая. Чтобы ее расширить выкладываем из котелка провизию и освобождаем от примуса его упаковку. Роем уже голыми руками, так удобнее держать круглые котелки. Мы мешаемся друг другу у входа. Я предлагаю распределить обязанности. У меня выше рост и мне придется выкидывать снег наружу. Николай будет раскапывать вглубь и перекидывать снег ко мне. Работа пошла быстрее. Мы все облепленные снегом и мокрые ползаем на четвереньках в этой рукотворной норе. Пальцы уже не чувствуют холода и только когда засовываешь их в рот начинается неприятное покалывание в коже. Прошел час. Мы углубились на три метра в бок по горизонту, полтора метра в ширину и столько же в высоту . Окончательно промокнув решаем покурить и отдохнуть. Через черную дыру входа летел и осыпался снег. Напарник достал наши палки и привязав на них накидку от маск-халата соорудил нечто вроде дверцы в надежде, что ее засыплет свежим снегом. Эксперимент удался и скоро внутри уже не дуло ветром. За это тонкой перегородкой ревел ураган. Он набрал полную силу и свист ветра перешел в дикий вой. Там внизу рокотал штормовой океан и разбивал о скалы огромные валы белых волн. Где в это время спасались каланы я не мог даже представить.
Наша новая берлога оказалась прекрасным убежищем. Мы сидели на лыжах и веревке и курили вслушиваясь в непогоду. Коленки, локти и спина были мокрые насквозь и начинало знобить. Но это уже мелочи по сравнению с тем, что ожидало бы нас на побережье или на вершине. Накачиваю примус и раскладываю кусочки сухого горючего на розетки под горелкой. Пока горит «Шмель» пытаемся хоть как то просушить портянки и рукавички . Горячий чай из топленого снега показался вкуснее изысканного капучино в Арбатском ресторане. Я ищу кусочек свечи в патронтаже, зажигаю ее установив на крышке примуса. Фонарик согреваю над чаем и убираю за пазуху. Долго курим и дрожим, смеемся над нашим положение медведей и курим опять. Спать в холодной снежной яме в мокрой одежде не получается. Но время идет и мы снова разжигаем примус, присушка, чай и разминание затекших от неудобного положения ног. Клонит ко сну. Гошу свечу.
За ночь пришлось пять раз разжигать примус и греться. Оттаявший свод потолка начинал капать и обрушаться бодрящим снегом в лицо. Бензин уже на исходе, да и по нужде придется вылезти наружу. За ночь циклон насыпал метр снега и пришлось немного повозится прежде чем удалось пробить дыру наверх. Ураган стих и лишь разгулявшееся за ночь море грохотало внизу. Над его пенными валами с криком носились глупыши и чайки. Я стоял в пятидесяти метрах от обрыва, жевал снег и пальцем чистил зубы. Как хорошо, думал я про себя, что вчера мы не побежали дальше в этой пурге. Трудно представить последствия падения на эти покрытые льдом камни.
Спустившись по узкой щели замерзшего водопада на берег, нашли много плавника выброшенного когда то штормами. Развели большой костер, просушились и позавтракали гречневой кашей из консервов. Обследовать побережье не было никакого смысла. Путь обратно проходил без всяких приключений, но на подходе к свой избушке компаньон умудрился на большом расстоянии подстрелить хорошую лисицу.
 
  Снега океанских циклонов

Когда мы вернулись в Северо - Курильск в апреле, я не узнал городок. Не было четких очертаний улиц и одноэтажных домов. Направления угадывались по торчащим из под снега вершинам эл. столбов с изоляторами и проводами на них. Везде возвышались печные трубы и "туалеты" возле них.  Как мне объясняли еще в августе по прилету, это "скворечники". То есть дощатые строения по форме обычного сортира возведенного на крыше, через которые люди попадают внутрь заметенного дома. Тут же рядом с ними грелись многочисленные собаки. Главным транспортом в это время были "автобус" ГТС (танкетка) и снегоход Буран.

                         Нерпа

Март принес снега и метели. За неделю снегопадов и штормовых ветров все изменилось до неузнаваемости. Приметные камни-останцы по которым мы ориентировались исчезли под толщей свежего снега. Горные складки и распадки сравнялись в пологие седловины. По ним гулял ветер , шлифовал и уплотнял эту белую скатерть севера. Некогда зубчатые гребни хребта превратились в овальные холмы, исчезла небольшая речка снабжавшая нас чистейшей талой водой, и лишь океан по -прежнему темнел своей ледяной бездной. Его огромные валы поглощали любые осадки не изменяя его ни чем. Только солнце могло придать водам другие оттенки. Утром он был черный, в обед синий, вечером серый. Отливы сменялись приливами, волны с грохотом обрушивались на прибрежные камни и отступающая вода шипела и пенилась в гальке. Гиганский метроном волн никогда не останавливался в своем вечном движении. Стоя на побережье отчетливо видишь грань разделяющую живое море с мертвым холодом снегов и гор. Именно эта тонкая полоска между двух миров и является основным местом жизни тех немногих живых существ обитающих на Курильских островах. Лисицы собирают в прибое выброшенных крабов и рыбу, голотурию и моллюсков. Каланы и нерпы отдыхают и спариваются на суше чтобы продолжить жить в море. Чайки всегда найдут чем поживиться на мелководье. Ежедневно я шагал по мокрым леденелым валунам и больше всматривался в море чем в берег.
Только одна мысль не покидала меня ни днем ни ночью, - как выбраться с этого острова? За два месяца пребывания на нем мы не увидели ни одного корабля или вертолета. Хотя основные морские пути проходили вдоль восточного побережья, но местные суда больше ловили в водах Охотского моря. У нас была рация настроенная на частоту тралового флота, два фальшфейера и одна толстая звуковая ракетница. Этого достаточно чтобы привлечь внимание любого судна и связаться с ним по радио, но к несчастью такого случая судьба нам не приготовила. Сколько может тянуться ожидание никто не знал. Продукты подходили к концу и был введен режим экономии керосина. Положение не казалось критическим. В конце концов можно было питаться лисятиной если ее хорошенько проварить в семи водах. Жирное мясо вполне съедобно и калорийно, вот только запах. Этот запах проникал в каждый уголок избушки когда снимали шкурки добытых зверей. Им пропиталась вся одежда, постель и даже мука из которой выпекались крохотные лепешки. Мне с отвращением представлялось, как я пожираю кусок разваренного мяса на косточке и какой от него исходит удушающий аромат. - Бррррр! Пытаясь оттянуть как можно дальше такое меню решаемся провести инвентаризацию продуктов. На стол выложили все что осталось и почесали затылок. Килограмм муки, пачка ягодного киселя, пол пачки чая, по стакану гречки и перловки, сто грамм подсолнечного масла. Курево закончилось на прошлой недели и мы крутили самокрутки из сложенный в банку окурков. Весь слитый из огнетушителя ржавый керосин вперемешку с водой отфильтровали и получилось на одну полную заправку лампы. Небольшой пластиковый пузырек с бензином для примуса. Еще оставался НЗ из банки тушенки, пачки галет и куска сала со спичечную коробку. В лучшем случае с таким припасом можно протянуть неделю если точно знаешь, что придет пароход или вертушка. Но как быть в неведении? Уходить далеко от побережья значит проглядеть возможное судно. Остается питаться чем бог пошлет на литорали уподобляясь лисам и чайкам.
Утром расходимся в разные стороны от избушки пешком без лыж. Задача – добыть еды. Теперь в рюкзаке каждого вместе с патронами лежит по фальшвейеру, у меня портативная рация. Вернувшись к вечеру ни с чем застал компаньона за ощипыванием чайки. Его глаза светились дьявольским огоньком. Весь пол, лавки и стол были в мокрых светлых перьях. Пушинки прилипли к его куртке и волосам.
- Никогда не пробовал есть символ моря? – спросил Николай пытаясь сдуть прилипшее к брови перышко.
- Ну что ж, давай попробуем сварить. Пойду откопаю ручей. Я взял лопату и зашагал в сторону сопки. На месте водопоя стоял кол. Только по нему можно было определить где копать. Под полуметровым слоем снега журчала вода. Ее набирали кружкой в канистру. Выполнив ежедневную процедуру тащу тяжелую емкость с водой и представляю вкус экзотического супа островитянина. Варили часа два, но худосочное тельце чайки не порадовало вкусом и наваром. С таким же успехом можно отваривать и шлепанцы-вьетнамки. Вечерили водянистым бульоном с запахом рыбы. Утром решаем идти на юг побережья. По словам напарника он видел там много нерпы. С вечера укладываю в рюкзак примус, длинную тонкую веревку и запасные штаны на случай если сорвусь в прибой. Пуль мы не брали на остров. Стрелять ими не кого, поэтому пришлось переплавить по два заряда дроби и откатать на сковородке пару шариков каждому. Немного подточив неровности напильником, запыжевали с усиленным зарядом пороха.
Еще темно. На голодный желудок спиться плохо, но мне не терпится поскорее выйти к задуманному месту и увидеть зверей. Я щипаю лучину и вожусь возле печки при еле тлеющей лампе. В ее неровном, тусклом свете с трудом можно различить очертания утвари. Сухая лучина собрана в пучек и ярко вспыхивает искрящимся пламенем. Друг испуганно вскакивает на лежанке. На завтрак готовлю всю гречку. Возможно останется и на вечер. Из носика чайника выплескивается кипяток на печку . Шипение и клуб пара. Чертыхаясь наливаю по кружкам кипяток на дне которых насыпаны редкие чаинки. Молча едим жидкую кашицу и собираемся. Прошагав по скользким валунам несколько километров взбираемся на невысокую скалу разделяющую две небольшие бухты. В бинокль осматриваем нагромождение каменных плит в надежде увидеть нерп. В нескольких сотнях метров замечаем несколько штук лежащих на ровной плите выступающей из моря на метр. Их округлые жирные тельца шевелятся в движении напоминая опарышей. Нерпы всегда смотрят на берег. Именно оттуда чаще всего грозит опасность. Море их дом. До того места придется красться между больших валунов наполовину покрытых снегом. Нижняя их часть заросла ракушками и тиной. Рев моря заглушает все посторонние звуки. Решаем поступить так. Николай обойдет бухту верхом по снегу и выйдет на другом ее конце не приближаясь близко к животным. Этим он отвлечет внимание осторожных и любопытных ластоногих. Я же попытаюсь подкрасться на выстрел. Чтобы быть менее заметным снимаю с себя белые маскировочные штаны . Они будут выдавать меня на фоне темных частей валунов. Белая куртка наоборот маскировать среди снежных шапок. Заряжаю пульку в ствол, вторую в магазин. Томительно тянутся минуты ожидания, но вот на дальнем конце залива вижу друга с палкой в руке. Он выпрямляется и смотрит на меня в бинокль. Показываю ему, что пошел и пригнувшись соскочил на галечник между камнями. Мои передвижения нерпам не видны, но после того, как друг появился вдалеке, двум зверям это показалось опасным и они потрясая своим толстым огузком спрыгнули в воду. Оставшиеся привстали на передних ластах чтобы лучше разглядеть идиота в черном на белом фоне. Я быстрыми перебежками приближался к намеченной скале скользя в лентах морской капусты и царапая замерзшие пальцы о ракушки. Аккуратно выглянув из за камня увидел на плите только двух животных смотрящих в другой край бухты. Одна ерзала в нерешимости прыгать ей в спасительную воду или нет, вторая не подавая признаков беспокойства с видом заядлой театралки смотрела как мой приятель демонстрировал сложные танцевальные па. Еще трудные десять метров и можно будет стрелять. Но камни тут небольшие и продвигаться вперед можно только ползком. Очень хочется есть и я ложусь на мокрую гальку. Через пару секунд на меня накатывает закончившая свой бег волна. Ползу стараясь не цеплять длинным стволом берданки о камни. Вот уже приметный камень, прижимаюсь к нему грудью встаю на колено. За ним в двадцати метрах место где лежат животные. Смотрю в сторону на компаньона, тот разошелся и выплясывает почти пасадобль давая понять , что звери еще там. Медленно высовываю ствол за валун и прижавшись щекой к прикладу веду мушкой по пенным волнам в сторону каменной плиты. На ней одна всего лишь одна нерпа и та в истерике крутит головой не зная как ей быть. Еще секунду и она готова спрыгнуть с камня. Коля явно переусердствовал в представлении. Такая дурацкая пляска явно насторожила объект охоты и вот сейчас все кончится если последний зритель покинет трибуну. Не успел я подумать об этом, как последняя нерпа легким толчком соскользнула в воду и тут же показалась в пяти метрах левее. Из воды виднелась только половина головы, нос и маленькое ухо. Весь мокрый я проклинал себя за медлительность, но ружьем управлял уже не я а голодные спазмы живота. Мушка уперлась в маленькое очертание головы качающейся на вонах. Я затаил дыхание и плавно потянул крючок . Хороший заряд пороха сильно подкинул ружье и больно ударил мне по щеке. Последнее что я увидел это всплеск от пули перед целью и за ней. В голове все перевернулось понимая, что промахнулся. Сразу стало очень холодно от мокрого белья и залитых сапог, есть захотелось зверски.
- Попал! Попал! – неслось сквозь ветер и шум прибоя. Мне лежащему не уровне воды не было видно того, чему радовался Николай стоя на высоком берегу. Мгновенно вскакиваю на валун и вижу огромное кровавое пятно на воде и кусочек нерпичьей спины плавно отдаляющийся от меня отливом. Помня от местных охотников о том, что стрелянная нерпа тонет сразу, начинаю быстро снимать с себя мокрые одежды и сапоги. Ору другу чтобы быстрее бежал ко мне. Он уже съезжает на заднице со снежного козырька.
- Скорее веревку. Там в рюкзаке и примус. Он не понимает что я задумал но достает клубок веревки . Оставшись в одних трико и майке обвязываю себя за пояс и не сводя глаз с дрейфующей нерпы шагаю в ледяную воду по склизлым валунам. Охотское море далеко не Карибское и эти пятнадцать метров я проплыл поистине на золотую медаль олимпиады. Впился руками и ногами в тонущее тело морского зверя и последнее что смог крикнуть : - Тяни! Когда нас вытащили на берег нерпа была теплее меня. Холод настолько поразил все двигательные рефлексы, что я с трудом стащил с себя мокрые тряпки. Друг в это время тесал маленьким топором сухое бревно и сложив в кучку щепки полил бензином из примуса. Сверху натаскал разных пластиковых сетей и досок, поджег. Бензин вспыхнул громким хлопком и пламя опалило мне волосы на ногах. Немного отодвинувшись я стоял укрытый его курткой и дрожал пялясь в разгорающийся костер. Он гореть не хотел. То затухал, то начинал реветь с резким порывом ветра. Немного прихожу в себя натягиваю теплый свитор напарника. Он скачет вокруг огня пристраивая на край бревна котелок со снегом. Что то кричит, улыбается и машет руками показывая на большую добычу. Мои движения заторможенные, в голове шум и хочется спать. Пьем обжигающий кипяток с родиолой собранной тут же на скалах. Это бодрит и постепенно выводит из транса.
Пока я грелся и сушил мокрые одежды у огня мой приятель разделывал зверя. Я видел как он раскладывал большие куски черно-красного мяса и отделял толстые пласты жира. Из всего добытого аппетит вызывала только бледно-розовая печень. Одевшись в еще влажные рубашки и натянув запасные штаны помогаю ему завалить камнями груду мяса от вездесущих лисиц. Тяжелые скользкие камни раскатываются в разные стороны их приходится укладывать снова. Наконец закончили рукотворный саркофаг и разложив по рюкзакам добротную порцию свежатины ,лезем обратно на скалу. Пошел снег и мы спешим к избе не разбирая дороги.
Ворвань! Кто придумал такое справедливое название мясу морского зверя. Тошнотворный запах и легкоплавкий жир отбивают всякое желание его есть. Мы варили мясо в большом котле и постоянно снимали обильную пену. Было похоже, что кипятили ботинки со стиральном порошком. Изба теперь наполнилась другим еще более тошнотворным запахом. Скрипя зубами жуем почти черного цвета мясо со вкусом рыбы. Тем не менее оказалось очень калорийная пища. Когда пожарилась печенка, стало понятно на сколько мы оголодали. Сковорода сочных кусков съелась мгновенно. Всю ночь мы не смогли уснуть от обжорства жирной пищей. Каждый из нас за ночь по разу выбегал на улицу с лопатой и туалетной бумагой. На утро увидев довольную физиономию Николая понял, что можно продолжать охотится еще месяц. К вечеру перетащив остатки нерпы в избу, я занялся выделкой ее шкуры. Красивые темные кольца на светлом фоне невысокой щетинки переливались блеском. Скоблить жир и перепонки дело трудное но благодарное. Когда закончил работу обильно засолил и сложив сунул в мешок под нары. До- поздна  мы топили жир для фитилей освещения. Лампадки на нем горят ровно и ярко. Смазанные им кожаные вещи становятся мягкими и долго не промокают. Уже через пару дней мы привыкли к новому вкусу еды и чувствовали себя настоящими эскимосами. Вытаскивая из супа кости сначала объедали мясо потом обухом ножа кололи  и извлекали мозг. Крупу и муку старались не есть. Однако один раз решили испечь оладьи на новом жиру. Получилось все отменно . Мне часто вспоминается вкус этих оладьев, особенно когда капризный ребенок в кафе отказывается есть подобные со сметаной или вареньем. Ему нельзя объяснить что такое голод когда вокруг столько всего вкусного и доступного. Но чтобы понять это взрослым людям нужно знать цену всему на свете и оладьям на нерпичьем жиру тоже.
 

Прибрежные каньоны. Основным места охоты на лисиц

Чай на подступах к перевалу. вулкан  Немо.  Редкий солнечный день.

Замерзший водопад.

Иначе жизнь скучна и не интересна.

Пельмешки

Большая глыба вулканической лавы лежала в пене прибоя метрах в десяти от берега. Она на столько высоко возвышалась из воды, что только очень большие волны смогли перевалить через ее верх. На вершине этого камня всегда сидели чайки. Он был загажен их пометом и имел неопрятный буро-серый вид. Нельзя сказать, что этот камень чем то выделялся среди тысяч себе подобных в прибое, но почему то именно на нем постоянно сидели птицы. С него мы ежедневно спугивали горластых поморников и глупышей, тупиков и зимующих бакланов. Только утки-каменушки  никогда не сидели на его заляпанной макушки. Видимо скорость их полета не позволяла приземлиться на столь маленький аэродром. И вот однажды уходя вдаль от нашего жилища замечем стайку торопливых куличков весело семенящих по крупе галечника.
- Смотри ка, сколько мелочи бегает! – показывает мне напарник на рассыпанных как бисер птичек. Их наверное штук сто в стайке, и они постоянно перемещаются в разные стороны. При виде этого Броуновского движения начинает рябить в глазах и кружиться голова. Не подпуская меня ближе чем на десять метров они начинают немного смещаться по побережью не переставая попискивать и суетится.
- Как ты думаешь кто такие?
- Что кулики это точно. Но нужно добыть хотя бы одного чтобы определить вид.
- Так что ж мы стоим? Давай сразу десяток пока они сгрудились возле дохлой медузы. – не унимается приятель.
- Сначала подумай сколько времени уйдет на их ощипывание. Смотри они не больше воробья!
- За то суп сварим. Мне лично хочется постненького  после нашей жирной нерпы. Смотри какие тонкие ножки. Там наверное и есть нечего, один бульон и получится. Пока мы рассуждали что делать, суетливые кулички переместились уже на сто метров по гальке. Незримые лапки с невероятной скорость делали быстрые шаги и создавалось впечатление, что птицы двигаются не касаясь земли. Они что то искали среди гравия, замирали на секунду и прицелившись мгновенно склевывали одним им заметных улиток и гамарусов. Их окраска настолько качественно маскировала всю стайку, что если отвернуться на мгновение, найти птичек можно не сразу. Решаем подстрелить для определения вида и себе на ужин. Зарядив по патрону самой мелкой дроби припасенной для куропаток, расходимся вокруг этого птичьего коллектива и по договоренности стреляем разом. Но не тут то было. Хитрые твари быстро раскрыли наши крамольные планы и поднявшись на крыло перелетели на несколько десятков метров дальше. Мы поспешили за ними боясь потерять их из виду в этом пестром мире гравия и снега. Но птицы в раз поумнели заметив не ладное и решили не подпускать нас с ружьями ближе чем на пятьдесят метров. Сколько не старались мы с ними сблизится все без толку. Кулички быстро перебирая тонкими лапками мгновенно отбегали на почтительное расстояние. Со стороны наше действие напоминало охоту двух дураков на кучу блох. Но сам смысл от этого не менялся. Какая разница на кого охотится, - слона, мышь или куличка. Главное чтобы трофей действительно был нужен охотнику, а процесс разжигал в душе инстинкт добытчика. Так продолжалось около часа. Мы наступали, делали обходной маневр, пятились задом показывая полное безразличие к птицам, но они проворно отбегали и держали одним им ведомую дистанцию.
- Хватит этого цирка! – не унимался Николай. Давай шарахнем отсюда и дело с концом. Авось пару штук завалим.
- Погоди ты. Мне уже на столько интересно, что теперь я просто обязан их обмануть. Вон видишь впереди скала. Там кончается песчаное побережье. Дальше им не убежать. Если только перелетят за уступ, тогда оставим их в покое. Сказав это я пожалел, что не согласился прицелится и выстрелить. Стайка тем временем приближалась к нашему одиночному камню в прибое. Как только они поняли, что дальше отступать некуда, тут же перелетели на него. Бурый камень исчез под пестротой куличков. Теперь они чувствовали себя в полной безопасности. Мы подошли к краю пляжа и уставились на этот табор.
- Хорошие волны сегодня? – я посмотрел на набегающие  валы. Если пальнем разом, то убитых птичек море нам вынесет на берег.
- Давай отойдем подальше, чтобы разброс дроби был шире.
- Погоди, тебя волнует количество или сама охота? – вопрошал я.
- Одно другому не помеха. И определить точнее сможешь и в суп на двоих хватит!
- У тебя только еда на уме. Давай пять шагов назад. – согласился с его выводами. Прицелившись в центр камня грохнули сразу из двух ружей. На вонах тут же закачалось с два десятка птичек. Раскатав болотные сапоги лезем в воду и кончиком ствола подтягиваем к себе добычу. Набралось почти два десятка и еще пяток волны отогнали дальше в море. На вид совсем не большие кулики в руке показались тяжелее чем воробьи.
- Ну с полем! – улыбается товарищ и протягивает мне мокрую ладонь.
- Чему ты радуешься? Застрелили десяток блох а ты меня еще и поздравляешь!
- Ладно тебе ершиться. Может суп получится вкусный. – расплывается в улыбке друг. Собрав трофеи спешим домой. По пути соображаю как их ощипывать, но тут вспомнил про бабушкин способ с кипятком. Вывалив уже бесформенную массу некогда красивых и озорных представителей рода пернатых на стол растапливаю печь и ставлю кастрюлю. Когда закипела вода показываю как надо бороться с перьями Николаю. У нас все получается. Взяв за ногу кулика опускаем его к котел и через секунду вынимаем  обратно. Мокрое перо легко слетает от прикосновения пальца и на наше удивление появляется заплывшая жирком тушка размером с грецкий орех. С недоумением смотрим друг на друга и быстро ошпариваем остальных. Разрезав кончиком ножа брюшко, пальцем выковыриваем кишки и складываем  мясо в миску.
- Правильно я говорил. Супец получится знатный. А лапки и клювики на холодец. Нажремся...!
Я испепеляющее посмотрел на компаньона и тот замолчал. На печке закипал суп. При первом открытии крышки пошел такой запах, что мы сразу позабыли про страшный урон нанесенный охотничьему хозяйству. Приятель суетился в поисках сушеного укропа и петрушки, с аккуратно снимал пену дырявой ложкой. Аромат свежей дичины щекотал ноздри и заставлял часто снимать пробу. Наконец суп сварился и был разлит по мискам с отбитой  эмалью. Жир толстым слоем покрывал похлебку. В нем плавали мелкие перышки и разваренная петрушка. Туки птиц превратились в маленькие комочки из которых торчали тонкие косточки лапок.
- Смотри- ка какой пельменьчик! – друг разглядывал на ложке разваренного кулика . Он поднял его за лапку и обжигаясь заглотил целиком.
- Кости совсем мягкие, можно есть целиком. А вкусно как! То вдыхая, то выдыхая холодный воздух приятель крутил на языке изысканное лакомство. Щурясь от удовольствия запивал наваристым бульоном. По его губам стекал жирок а глаза светились от счастья. Мелкие косточки действительно были мягкими как в банке рыбных консервов. Кастрюля постепенно опорожнялась. Доев полную миску мы снова тянулись к половнику за добавкой. Когда поняли, что за раз съесть столько невозможно, с тяжелым вздохом отвалились на лежаки. Раздувшись как пиявки и боясь пошевелиться что то говорили друг другу о вкусной и здоровой пище. Даже пытались смеяться но получалось плохо. Так мы объелись. Спустя час появилась сильная жажда и пришлось пить бледный чай из остатков заварки. Когда немного пришли в себя от такого ужина достали определитель птиц региона купленный мною в Южно-Сахалинске. Найдя по картинке похожего кулика определили его как Малый Зуек. Хотя этот вид пролетный, но видимо эта стайка решила перезимовать на острове. Решив, что до весны они все равно не дотянули бы, успокоились за содеянное и полезли в спальники.
Проснувшись увидел растопленную печь, на ней чайник а вот товарища нет. Полежав немного в наступающем тепле подумал больно долго нет моего напарника. Оделся и вышел в хмурое ветреное утро. Он нехотя шел мне навстречу в нижней одежде и накинутой поверх майки телогрейки. Глаза его слезились и вид был кране обреченный.
- Что случилось, патрон? – я взял его за плечи и немного тряхнул.
- Так, плохой сон видел. Замерз, потом расскажу. – и он протиснулся в низкую дверь. Мне спалось хорошо и не мучали кошмары. Но только сейчас я почувствовал определенный утренний позыв и отмерив полтора локтя туалетной бумаги просунул ноги в еще теплые сапоги. Вернувшись через пол часа я невероятно продрог и измучился. Виной всему были нежные мягкие косточки которые мы вчера с таким удовольствием жевали. На лице Николая светилась злорадная улыбка.
- Ну как? Супчика хочешь? – он заржал и прикрывшись рукавом ватника увернулся от запущенного в него тапка. Слезы катились из глаз а смех распирал изнури. Но смеяться было не ловко и больно. Оставшиеся «пельмешки» ели уже как костлявую рыбу и обсасывали каждую косточку. Видимо этот сон и видел друг сегодня ночью.

Иногда попадались тундреные куропатки.

К людям

Вертолет появился внезапно. Он шел на большой скорости и очень низко над заснеженными вершинными сопок. Мы уже давно слышали звук его винтов и бежали по крутому косогору вниз на ровное плато ближе к избушке которую уже трудно было определить даже с неба. Он прошел у нас над головами и сильно накренившись стал быстро закладывать широкий  разворот на остров. Вертушка была военная К-27. Нас же забрасывали на МИ-8. На его серебристом борту красовался большими цифрами номер и военно – морской флаг. Коснувшись колесами снега он присел на широкое брюхо. Из его открытой двери выскочили четверо морских пограничников с автоматами и пригнувшись побежали нам навстречу. Тем временем и мы запыхавшись поравнялись с нашим жилищем. Бледный капитал-лейтенант придерживая рукой шапку грозно спросил: - Кто такие. Документы! Еле переведя дух отвечаю, что все в избе и открываю припертую палкой дверцу. Увидев что мы русские стоящий сзади старшина передвинул автомат за спину и вытащил из за пазухи микрофон от рации чья антенна болталась у него за спиной. Осмотрев что внутри офицер велел матросам оставаться наружи сам пригнувшись вошел внутрь теплого помещения.
- Охотники стало быть!? Предъявите документы. - вторично потребовал он осматривая внутреннее убранство нашей хижины.
- Не совсем так, товарищ капитан- лейтенант - ответил я вытаскивая все свои документы и командировочные предписания, - я инженер-охотовед проектной экспедиции Главохоты из Москвы. Занимаемся здесь натурными съемками и учетами животных. Отложив в сторону паспорт моего напарника с местной пропиской он взял мои бумаги и посветил на них фонариком. По его лицу скользнула едва заметная улыбка. Он внимательно посмотрел мне в глаза и негромко сказав будто про себя « из Москвы говоришь…», крикнул в открытую дверь: - Старшина, передай на борт все в порядке. Вылетаем! Он хотел было еще что то спросить, но я перебил его вопросом:
- Капитан, нам очень надо в Северо-Курильск. Все сроки нашего пребывания здесь давно вышли и нас наверное уже ищут родные и начальство. Короче прошу добро взять нас на корабль на север.
- У нас военный корабль а не прогулочный лайнер! Я не могу вам ничего сказать по этому поводу. Есть командир корабля с ним и решайте.
- А как с ним связаться, по этой рации что у матроса?
- Нет, надо в вертолет к летчикам у них лучше. Только давай быстрее у нас служба. Я рванул к вертушке которая вяло крутила винтами. Николай стал быстро собирать в кучу на улице рюкзаки и ящики. Быстро описав ситуацию пилоту прощу запросить корабль чтобы забрали нас с острова. После нескольких долгих минут переговоров пилот протягивает мне наушники и говорит: - Пальцем поближе ко рту микрофон прижимай. Понял? Я натягиваю теплые наушники и окружающий шум сразу стихает. Только тонкий писк и далекий четкий голос вахтенного офицера на корабле задает те же вопросы, что и капитан пять минут назад. После недолгих  переговоров нам разрешено сесть на вертолет. Моей радости не было предела. Я снял наушники и побежал к стоящим возле избы морякам и Николаю с криком : - Скорее грузимся, Калюня. Командир разрешил! Матрос помог мне перетащить тяжелый ящик к борту. Спешно кидаем внутрь свои рюкзаки и быстро разбираем ружья, охота закончена.
Набрав высоту машина взяла курс в открытый океан где вдали серой точкой маячил сторожевой корабль. Внизу проплывали знакомые горы, озеро с форелью, сахарная вершина потухшего но величественного вулкана Нэмо и неровная сточка разрозненного хребта к югу острова. Скоро и он сам превратился в безликое белое пятно среди серого неба и волн. Вертолет начал снижаться и вот мы уже пролетели сквозь толщу сизого дыма от корабельных турбин. Показались шпили антенн, леера, надстройка, орудийные башни и дальномеры. Нас сильно трясло и качало над стальной палубой покрытой толстой сетью по краям которой стояли матросы с талрепами для крепления вертолета. Он чуть коснулся колесами посадочной площадки, как тут же пропала тряска и нас стало медленно качать. Дверь открыл вахтенный офицер а стоявший рядом матрос отшатнулся при виде наших давно не бритых физиономий.
- Здравия желаю! Представился старший лейтенант. Прошу следовать за мной в кают-компанию. Вас ждет командир. – сказал он и показал рукой куда нужно идти.
- Спасибо, - ответил я ему, - я могу сам найти дорогу. Служил на таком давно правда.
- Не положено. Следуйте за мной. Он дал понять, что разговор окончен, повернулся и повел меня в центральный проход. Я шагал узким коридором, спускался по трапам, всюду знакомые картины крейсера, шум машин и запах который невозможно спутать ни с чем на свете. В кают-компании сидели офицеры, пили чай с печеньем. Мой проводник доложил что я доставлен и вышел. Поднялся высокий симпатичный капитан второго ранга лет сорока пяти и поздоровался не по форме.
- Алексей Сергеевич – протянул мне  ладонь командир корабля и улыбнулся. – Какими судьбами? Мне доложили вы из Москвы? Тот капитан, что вас забирал тоже москвич. Покажите ка мне еще раз свои документы. Я достал бумаги упакованные в красный целлофановый пакетик. – Присаживайтесь. Хотите чаю, кофе? Вахтенный! – крикнул мой новый знакомый и одел очки.
- Спасибо с удовольствием. От кофе не откажусь. Попросите позвать моего компаньона пожалуйста. Он что то задержался наверху.
- Да вы присядьте. Разговор у нас будет долгим. Сейчас вам принесут кофе. – он внимательно изучал все мои бумажки. Другие военные тоже стали рассматривать мои удостоверения.
- Нам бы, товарищ командир, в Северо-Курильск попасть. Оттуда на материк . Меня наверное уже ищут через Сахалин. Я не мог сообщить о задержке. Сами понимаете.
- А мы идем на юг. У нас боевое дежурство. Вот так то. Высадим вас на Матуа или Итурупе.
- Как на юг! Нам никак нельзя на юг! Все наши вещи и аттестация в Севкуре – я понял что мне придется не сладко при таком повороте дел. Командир посмотрел на меня и снова занялся документами. Пришел матрос вместе с моим Николаем. Нас проводили в столовую где вкусно накормили гороховым супом и макаронами. Аппетита не было и еда не лезла в глотку. Мы молча жевали глядя  в тарелку. Начинало подташнивать от бортовой качки.
Мы вернулись сильно опечаленные создавшимся положением. Алексей Сергеевич все понимал. По его лицу было видно в какую ситуацию он поставлен нашим появлением на судне. Не знаю чем он руководствовался, но через пол часа вызвал к себе пилота и приказал готовить к вылету вертолет. Тот возмущался, но ушел выполнять. Доброму командиру мы презентовали мешок лучших лисьих шкурок на память об Онекотане. С нами летел специалист по настройке радиоаппаратуры и какой то груз в ящиках. Садится пришлось прямо за городком на летнем футбольном поле. Только там не было проводов, людей и собак. Проворная Ка-шка развернулась против ветра и быстро коснулась  земли. Не успели мы отряхнуть с себя снег, как появилась милиция в образе сержанта Внутренних дел Славки. Он прибыл на дымящем снегоходе Буран и уже было хотел потребовать документы, как разглядел  знакомые лица, только сильно заросшие бородами: – Ух черти! Где вас носило? А на тебя уже запрос пришел из области. Славка был добрым парнем и хорошим охотником. Мы иногда собирались у него дома, когда жена дежурила в больнице и пили спирт. Мы были друзьями. Он развез по домам нас и наши вещи.
Утром не сразу понял где я. Шум людей за окном, лязг гусеничных вездеходов и лай собак были так непривычны для отдохнувшего уха. Я взял транзитный билет на Москву и начал собирать багаж. Набралось три ящика от снарядов. Очень удобных деревянных, с прочными ручками и металлическими защелками. На торце каждого красовалась черно-желтая наклейка с надписью «Взрывается». В них весь собранный за время работы материал по ботанике, биологии, тушки и черепа птиц и животных и многое другое. В небольшом потертом рюкзаке помещались личные вещи, кино и фото пленки. Распрощавшись со всеми друзьями и помошниками  утром 7 апреля я погрузился на плашкоут и отчалил на остров Шумшу где располагался аэропорт Байково. Низкие тучи неслись над летной полосой и дул сильный ветер. Но это обычная погода в этих краях. Самолет Л-410 вылетевший из Петропавловска кружил где то за облаками в ожидании окна  для захода на посадку. Когда я ставил свой огромный груз на весы работники аэропорта спрашивали что в ящиках и говорили чтобы я сорвал ярлыки от взрывчатки. Открывая по очереди каждый я демонстрировал изумленным работникам неба кости, булыжники, перья и сушеную ботву . За все это пришлось выложить кругленькую сумму. Пока я грузил имущество на тачку они стояли в стороне обсуждая странности пассажиров и крутили у виска пальцем глядя в мою сторону. В Елизово я пересел на московский рейс и в этот же день прилетел домой. Почти годовая экспедиция завершилась.
У начальника партии я выпросил отпуск на неделю и уехал на весеннюю охоту в Осташков, туда, где росли деревья и пахло оттаявшей лесною землей. Через два месяца камеральных работ отчеты и дневники превратились в страницы паспорта охотничьего хозяйства «Северо-Курильское». Увесистая книга вмещает в себя сухие данные о климате, животных, растительности, рекомендации по делопроизводству, штата и заработной платы сотрудников, объему выхода продукции, рентабельности и многое другое. Очень жаль, что за строками и цифрами государственного паспорта не всякий может прочитать историю его создания. Начальник проекта, главный инженер, картограф и другие люди работающие над ним перечислены мелкими буквами в конце последней страницы. Но вам, уважаемый читатель, повезло больше. Вы пережили вместе с автором весь не простой процесс исследования  далеких и прекрасных Курильских островов.
Я часто вижу во сне сложные перевалы и высокие кусты разнотравья, дымящиеся вулканические фумаролы и ныряющих каланов. И конечно же меня снова тянет на Дальний Восток посетить ту или другую не описанную бухту, куда по воле судьбы я так и не смог дойти.
 

  На военном корабле.

Завтра на материк.
Другие фото.

Северо-Курильск вил с перевала Наседкина. Дальние белые пики это мыс Лопатка, южная оконечность Камчатки. Между ближайшим островом второй Курильский пролив.

Бараки острова Шумшу. За ними аэропорт куда садится самолет с Камчатки.

Не совсем так. Это , скажем, забота по специальности. Но есть еще и отдых по специальности 

Кукушкино богатство Амги

Я не слукавлю если скажу, что у каждого жителя мегаполиса в глубине души шевелится, скоблит и кусает грешная мысль собрать манатки и двинуть куда глаза глядят подальше от надоевшего бытия и давящего пресса современной жизни. Поэтому считая себя совершенно нормальным человеком, стараюсь неотступно следовать мудрому изречение: - … чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, ежегодно отправляюсь в места далекие и дикие с одной лишь целью никого не видеть хоть месяц. Экспедицию этого года готовил всю зиму. Карпел над картами, что то высчитывал, подгадывал и узнавал расписания,  подводя итог всей работе к июню месяцу. Деньги – проклятая обуза сильно,  оттягивали начало старта, а заработки все не шли. Пришлось занять немного и купить билет на два поезда до Томмота. Это район центральной Якутии и ехать туда предстояло шесть суток с пересадкой в столице БАМа Тынде. Целью была  скромная  река Буотама, что течет параллельно красавице Лене в трехстах километрах выше  Якутска. Добраться к ней предполагалось проплыв немного по реке Алдан от станции со смешным название Нижний Куранах до эвенкийское деревушке Угоян. Там найти проводника с лошадью и навьючив на нее поклажу перейти водораздел к реке Амга. Там собрать байдару и почти сто километров подниматься вверх по речке Туора к самым истокам Буотамы. Плыть по Буотаме триста километров вниз к Лене одно удовольствие. Кроме стойбищ оленеводов там нет людей и попасть  на ее берега можно  как я, или вертолетом. Река изобилует рыбой и красивыми видами прибрежных выветренных скал останцов. Устье ее находится недалеко от самого Якутска и выброска не представляла труда. В такое далекое путешествие со мной решился ехать старый знакомый Володенька – молодой спортивный парень костистого телосложение и законченный вегетарианец. 
Прибыв   в Тынду,  удачно пересели на поезд  до Н. Куранаха. На пяти вагонах торжественно красовалась надпись «Железные дороги Якутии». Я спросил начальника состава почему железные дороги во множественном числе? Она грозно  что то проворчала и закрылась в вагоне. Главная головная боль Якутии это отсутствие дорог вообще и главной артерии – железной дороги в частности. Ее строительство движется мучительно долго и все уже устали приближать   день открытия магистрали. Поезд был забит пьяными вахтовиками. Они выпивали и бродили по составу  всю ночь.
Утром удачно погрузив рюкзаки на такси   доехали до теплых  чистых вод Алдана и немедленно искупались. Облегчение наступило после первого глотка пива. Быстро собираю байдару и осмотрев не забыли ли чего отчаливаем в сгущающуюся темноту грозовой тучи.  К полуночи достигли поселка Угоян. Палатка, костер, много чаю с курагой и финиками. Володе что нездоровится. Я спал плохо и проснулся еще до восхода солнца от тяжелого пыхтения. На фоне розовеющего неба было хорошо видно, что нас нюхает лошадь. Ее большой  нос шаркал по тенту и глубоко втягивал воздух. – Вали отсюда! Сначала послышался щечек порванной копытом оттяжки, потом удаляющийся топот. Вылезаю из палатки скорее по нужде,  чем по желанию. Весь утренний пейзаж  укрыт плотным туманом из которого проступают скальные уступы другого берега и крайние дома поселка. Кругом пасутся кони и коровы. По береговым камням бегут две собаки не обращая на меня  внимания. Река течет как густая смола,  почти не издавая звуков и волн. Только редкие подводные течения создают плавные  завитки на ее поверхности.  Стояла такая тишина,  будто звуки не существуют на этой земле. Лишь изредка храпели  кони  и далекий петух из тумана поприветствовал начало нового дня. Босяком бреду по ледяной росе к сосняку за дровами для костерка. Вы когда последний раз ходили по росе рано утром?
Солнце уже встало над забором нечесаных  лиственниц,  а Володя все спит и  тяжело вздыхает в палатке. Я допиваю очередную кружку чая  слушая, как далекая моторка сбавив газ цепляет на мелком перекате винтом за  дно. Мотор вырывается из воды и выхлопная труба громко рявкнув, снова погружается в воду. Иду поднимать друга, нам надо искать проводника. Володя проснулся совершенно разбитый и больной. Его не долеченная в Москве простуда отозвалось опасными последствиями.  Отправляться с  нездоровым  компаньоном  в такой тяжелый и безлюдный маршрут было нельзя. Посылаю его в медпункт, а сам разбираю байдару и иду искать проводника. Он вернулся не скоро и  вовсе унылый. Ему требовалась скорейшая госпитализация во избежание еще больших осложнений. Завтрак не лезет. Молча жуем курагу и крошеную лепешку. Володьку нужно быстро доставить хотя бы в больницу, а для меня это означает сход с намеченного маршрута и конец поездки. Настроение у обоих отвратительное. Радует,  что это случилось в последний момент когда можно повернуть назад.  Дальше такого случая уже придумать сложно.
Решаю плыть вниз по Алдану к Томмоту сто двадцать километров. Там есть больница и проходит трасса. Володя ничего толком не ел и было видно как ему хреново. На следующей ночевке он стонал  всю ночь и пришлось делать ему грелки из нагретых в костре плоских валунов. С ними он чувствовал себя лучше. Два дня хода по Алдану дались ему тяжело но мы знали,  что все будет хорошо если доберемся  до поселка как можно раньше. Я искал разумный выход в этой ситуации для дальнейшего сплава. О далекой Буотаме пришлось забыть.
  Томмот встретил жарой и холодным пивом. На берегу купались дети, а  мужики распивали в тени кустов бутылочку. Я сушил лодку и ждал Володьку. Его состояние ухудшилось, но он сбежал из местной больницы увидев в коробке со шприцами плавающих комаров.
- Николай, я должен добраться до аэропорта и улететь в Москву. Извини, что сорвал тебе всю экспедицию, но так получилось. Он стоял и смотрел на меня голубыми глазами. Его скирда кудрявых русых волос пряталась под вязаной шапкой и это в такую жару. Я понимал его желание и подняв рюкзак потащился к краю причала. На такси мы доехали до ЖД вокзала Томмот,  где были камеры хранения и откуда уходили маршрутки в Якутск. Пообедав в придорожном кафе, понимающе молча  расстались на обочине дороги. Я остался голосовать на север,  он  пошел ночевать на вокзал. Солнце еще нещадно жарило лицо,  когда я смотрел на удаляющуюся фигуру своего друга. Так я и стоял с протянутой рукой пока уже в сумерках меня не подобрал  микроавтобус. С огромным рюкзаком я еле втиснулся в переполненную машину взглянув напоследок в сторону вокзала. Машина везла меня на Амгу. Это был запасной но не равнозначный вариант. К нему я не был готов. Отсутствие карт и информации по маршруту сильно осложнили продвижение.  Дорога то пылила, то качала на ямах,  но к десяти часам меня довезли до моста через реку. Быстро собираю байдару. Подошел русский мужик с собакой и поинтересовался откуда я и куда плыву. Я ответил,  что вниз до места где можно выехать к людям. Тебе плыть пятьсот километров ответил он и пожелав мне удачи побрел по тропинке вверх к домам на бугорке. Ну что же теперь если  пятьсот! Делаю торопливые снимки и отчаливаю. Снова один . Так даже интересней. Лодка почувствовав отсутствие одного гребца легко подчиняется взмахам весла, и стремительно втягивается в мелкую быстрину. Поворот, другой, и стих шум машин, блики фар и лай собак. Кругом тайга и река. Что еще нужно для счастья. Как там Володя думал я засыпая в теплом спальнике. Ему конечно хватит денег чтобы улететь из Якутска. Он налегке, чего не скажешь про меня с лодкой. Но усталость взяла верх и я уснул измученный жарой и долгой дорогой .

Пока еще веселый.

Частые перекаты очень мелкие.

На Якутск.

Амга.

Прикоснулся к вечности.

Прикоснулся к вечности
Прошло два дня негаданного свидания с Амгой. Людей я не встречал и был этим очень доволен. Солнце по - прежнему светило весь день, но не пекло и не чувствовалось духоты которая бывает в городе или перед дождем. Полное отсутствие мошки и комаров только добавляло удовольствия от поездки. Мне с трудом верилось, что все это центральная Якутия. В моем представлении тут должен быть комариный рай,  но оказалось вполне комфортно.
В Москве мне дали в дорогу навигатор Гармин. Прибор давно был знаком и я похожими часто пользовался. Но тут новая дорогая модель с картой памяти на которую мне записали всю нашу державу и пообещали отменное качество приема. Этот прибор оказался способен не на многое. Он показывал где я нахожусь, скорость, замерял расстояние, но там где отсутствовали автомобильные дороги встроенная карта просто исчезала с экрана. Таким образом исчезла и большая часть моего маршрута по Амге. Скоро я не смогу узнать ни названия притоков, ни места своего нахождения. Поистине передовые технологии 21 века !
Река Улу впадает  мощным левым притоком. Вода в ней немного желтоватая и теплая. Ленки не любят теплой воды и надеяться на хороший улов тут не приходилось. Однако окуни и щука обязаны клевать безупречно. Дело к вечеру ,причаливаю. Выбрав желтую вертушку среднего размера начинаю пробрасывать издалека от места впадения реки к самому устью. Два окуня средних размеров были аккуратно сняты и отпущены. Из улова остался только последний  за пол кило весом. На этом берегу нет хорошей стоянки и мне приходится переправиться на противоположенный. Там на высоком пригорке густо поросшим душистыми таежными травами и бархатным ковром мха я расстелил свою палатку и стал готовиться к ночлегу. Ветерок еще слабо шевелил листья ивняка и доносил запахи воды и цветов. Он дул вверх по течению, обычный речной ветер. Собирая сухие палки на галечнике я немного прошел за изгиб берега и увидел вдалеке стоящие лодки. Ни дыма, ни лая собак, ни оленей. Будто людей не было рядом. Решаю дойти и посмотреть что там такое. Собаки услышали меня задолго до того , как можно было различить цифры номера написанные на борту лодки белой краской. Но никто не вышел на берег на их настороженное тявканье. Уже поднявшись к избушкам замечаю свет керосиновой лампы в низком маленьком окошке. Постучал кулаком в дверь и она открылась. На пороге стоял старик в старой меховой безрукавке и коротко обрезанных валенках. В обветренном,  покрытом глубокими морщинами лице светились добрые карие глаза. Он улыбнулся и протянул мне руку: – Иван. Я глуховат немного, ты говори громче. С трассы плывешь, один? Я покачал головой в знак согласия и переступил порог тепло натопленной просторной избушки.
- Вы тут охотитесь или рыбачите? – спросил я старика достаточно громко чтобы он услышал.
- Нет. Это зимовье моих друзей из Томмота. Я у них давно здесь живу. Охраняю немного, собак кормлю. А ребята мне еду привозят, бензин патроны и водки. У тебя нет вотки то? Глядя на чистую посуду , старенькие, но  выстиранные штаны и стопку свежевыпеченных булок, можно понять, что этот человек не пьяница. Просто давно не видел людей и соскучился по человеческому общению. А какое же общение без стопки водки.
- Как же нет! Есть. Вот только у меня уже палатка стоит в километре отсюда, и все вещи там остались. Сюда пришел посмотреть и заодно дров собрать.
- Так ты иди ко мне ночевать. Места вон сколько. А я пока ты будешь лодку грузить я оленины сварю… Старик хитро посмотрел мне в глаза  надеясь услышать утвердительный ответ. Ну как можно было отказаться. Пока я собирал палатку и все таскал с крутого берега в лодку, стемнело. Появилась мелкая мошка - мокрец. Его почти не видно на теле из- за его крошечного размера, но кусается он больно. Потом покусанное место кровоточит и долго чешется. Иван – так звали моего нового приятеля, был очень интересным собеседником. Он уже десять лет не выезжал из тайги в город считая это ненужным для себя. Родственников у него не было а здоровье не мучило болезнями. Мы болтали о жизни, реке, охоте и рыбалке, обо всем что интересовало меня и его. Дядя Ваня, так я его называл, никак не мог понять почему все стремятся жить в городе, где за все надо платить, там частые болезни, милиция, аварии и воры. Он постоянно слушает радио и не находит ответы на понятные современному человеку вещи. Что такое террористы, интернет, государственная дума, баррель, рэп и многие другие слова льющиеся на него потоком. Когда допили добрую порцию разбавленного спирта и решили ложится спать, он сказал что ждет своего приятеля который должен уже быть здесь. Валера был охотником и шел с соседнего стойбища за тридцать километров просто так поговорить, пообщаться. Это обычное дело в тайге, когда люди живут далеко друг от друга а никакого транспорта нет. Мы уже легли спать,  как он вошел в избу и все началось заново.
Утром пришлось всех еще и похмелять, а запасы спирта подходили к концу. Мужики поведали, что на утесах  другого берега есть наскальные рисунки первобытных охотников. Не теряя времени я поспешил в указанное место. Там на небольшой высоте у входа в пещеру действительно было изображение лося и два ряда наклонных палок. Поскольку по реке плывет много туристов, то отдельные многие  желают приобщить и себя к творениями пещерного предка. Рядом уже красовались надписи на человеческом языке: - Валера. Хатыстыр и подобные. От критинов нет спасения даже в глухой тайге. Мне представился одетый в невыделанные лосиные шкуры далекий предок якутов живший возможно в этой самой пещере и убивавший  копьем с каменным наконечником огромное рогатое животное. И судя по количеству палок, таких удачных охот в этом месте было десятки. Если бы скалы и река могли говорить, то это был бы лучший охотничий рассказ всех времен. Я прикасаюсь к коричневой охре на белой скале и руку холодит вечность. Сколько воды утекло с тех пор? Наскальных рисунков несколько. Возможно я даже не все обнаружил, но счастлив и взволнован  этим. Мои новые друзья уже поймали и пожарили окуней и ждут нового розлива. Даю им понять, что продолжения больше не будет и собираюсь. Подходит охотник Валера и говорит, что на реке Мундручу тоже есть рисунки, но мы – якуты, никому не показываем их. Это для нас священные изображения. Но за мои угощения я могу заночевать в его базовом зимовье на реке Туойдах, что в двух дня ходу отсюда. Там есть баня, дрова и немного еды. Душевно поблагодарю моих новых знакомых за оказанное доверие и прием. Когда я оттолкнулся от берега и поплыл, они еще некоторое время стояли возле пустых бочек и махали мне рукой. Я покрутил веслом в воздухе и уже не оборачивался назад.
День выдался серый и безветренный. Исчезли  птицы, только стрекозы носились над тягучей водой и где то рядом гулко куковала кукушка. Удивительно много в тайге этих птиц. Кукование не что иное, как брачная песня и сигнал о занятости этого участка определенным самцом. Возможно в другое время это наводит на лирические чувства, но сегодня сильно болела голова от вчерашнего застолья и я в душе проклинал  назойливую птицу за ее дурацкое ку-ку. И надо же,  как долго она может куковать? Кажется летит вслед лодки о орет прямо над ухом. Это не выносимо . Тяжелый день для дальнейшего сплава!

Амга. Течение ее спокойное и не быстрое.

Изображение сохатого на скале выполнено красной охрой пальцем. Так рисовали первобытные люди во всем мире.

Оно же у входа в пещеру.

Охотник Валера. Утро.